Ткаченко Т.Г. 

БИОГРАФИЧЕСКИЙ МЕТОД В ГЕНДЕРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

 
  В России, в отличие от западного профессионального сообщества, до настоящего времени биографический метод редко использовался в социологических исследованиях, обсуждение его перспектив только начинается. В начальной стадии очевидны сложности, связанные с формированием нового профессионального языка, когда часто из-за отсутствия релевантных отечественных терминов используются кальки с иностранного или не всегда удачные переводы терминов. 
В феминистских исследованиях четко проводится граница между ⌠мужским■ жанром биографии, который анализируется как повествование о жизни от третьего лица, и ⌠женским■ жанром, где субъект и объект повествования едины (3,С.14). 
В данной работе под ⌠биографическим методом■ мы будем подразумевать устоявшиеся в профессиональном сообществе англоязычные термины ⌠biographical perspective■ и ⌠biographical approach■ и предполагаем при этом, что слово метод в социологии науки имеет значение не только инструмента исследования, но и его методологии. 
Причина отсутствия четкого конвенционального определения биографического метода состоит, во-первых, в междисциплинарности метода (социология, психология, этнография), что неизбежно ведет к отсутствию терминологического единства, а во-вторых, биографический метод не есть собственно метод в технологическом смысле этого слова. Скорее, это комплексный подход, включающий совокупность методов. Центральным объектом исследования является индивидуальная жизнь человека, связанная с его непосредственным окружением, микросредой. Основными аспектами исследования становятся субъективные представления индивида о своей жизни и социальной реальности. 
В методологическом аспекте биографический метод иногда может рассматриваться как вариант исследования случая (case study). P.McNeil отмечает, что метод  жизненных историй (в его понимании - это метод устных биографий) относится к этнографическим методам исследования, наряду с исследованием бюджетов времени и case study. Это метод глубинного качественного исследования. Метод сase study предусматривает использование различных техник для получения наиболее полного представления об изучаемом феномене, но он шире биографического метода в смысле отсутствия ограничений на природу объекта исследования: это может быть предприятие или цех, организация или малая группа. 
Необходимо обозначить еще один проблемный момент биографического метода - это жанровые различия биографий и автобиографий, которые, на наш взгляд, являются предметом дискуссий более высокого теоретического уровня. В задачи данной статьи не входит их исчерпывающий анализ, и здесь мы полностью согласны с Фукс-Хайнрицом, что в последнее время дискуссии о понятии биографического метода уступили место самому биографическому исследованию (12,С.12). Автор предлагает весьма общую трактовку биографического метода как способа измерения и оценки жизненно-исторических свидетельств, рассказанных сведений о жизни с точки зрения тех, кто эту жизнь прожил. Остановимся на некоторых определениях биографического метода. 
Норман Дензин (Denzin) определяет биографический метод как ⌠исследовательское использование и сбор документов жизни, которые описывают поворотные (turning-point) моменты индивидуальных жизней... предмет биографического метода - жизненный опыт личности. Эти документы включают автобиографии, биографии, некрологи, жизненные истории, истории персонального опыта, устные и личные (personal) истории■ (1,С.7). Даниель Берто (Bertaux) называет биографию отчетом о жизни, представленным устно самим человеком. Он признает несомненную ценность рассказов, где респонденты являются информантами, как это делается в этнографии, когда главной целью является получение точного описания жизненной траектории собеседника в данном контексте. 
Следуя точке зрения Й.П.Рууса, автобиографический проект или пакт - это проект авто(био)графа, который хочет рассказать другим о своей жизни, о том, что она представляет собой на самом деле, что произошло, как он или она ее воспринимают. Автобиография - это больше, чем всего лишь интерпретация; всегда существует что-то за пределами текста, за пределами репрезентации, за пределами произнесенного или написанного слова. Это реальность или реальная действительная жизнь, постижение ее объективности и субъективности (11,С.9). По определению Рууса, ⌠автобиография представляет собой нарративы о практиках, ориентированных на сущностную реальность и истину, где истина рассматривается с уникальной позиции автора, который одновременно и является рассказчиком, и рассматривает себя в качестве такового■ (11,С.11). Стержнем рассказа являются события жизни, которые могут рассматриваться как поворотные пункты в жизни, но большинство из них являются обыденными. Дензин решающие биографические моменты называет ⌠эпифаниями■, то есть интеракционными моментами и опытами, оставляющими глубокий след в жизни людей благодаря тому, что они изменяют их фундаментальные структуры значений (смыслов). Руус автобиографическое исследование строит на четырех базовых понятиях - контекст, аутентичность, референциальность (отнесенность) и рефлексивность. Среди ученых распространена точка зрения, что ⌠авторское отношение и сам выбор вопросов биографии открывает нам столько же о самом авторе, сколько автор желает открыть нам о предмете■, а биография является подкатегорией автобиографии■. Эта точка зрения наиболее отчетливо выражена A.K.Куном (4,С.13). 
Д.Берто считает, что рассказы о жизни хотя и являются субъективными, могут быть использованы как ступени в конструировании социологических описаний и интерпретаций, которые являются приближенными к объективному социологическому знанию. Рассказы о жизни позволяют внести в социальное исследование измерение времени и множественную темпоральность видов деятельности. Хорошо спроектированная совокупность рассказов о жизни приводит исследователя к изучению конкретных взаимодействий во временной перспективе и к пониманию того, как они изменяются (8,С.15). 
Берто придерживается конструктивистской позиции, полагая, что социальный мир со-конструируется, конструируется и трансформируется каждую минуту действиями людей как агентов. Соглашаясь с тезисами, что внешняя реальность состоит из знаков и субъективных значений настолько, насколько и из вещественных или структурных реальностей, примером которых являются институты, отношения производства, классовые отношения канализированные отношения власти и прочее. Этот автор готов признать, что человек является и наблюдателем и движущей частью этой реальности, но если говорить, что реальность не существует, а существует лишь ее восприятие, представление или вера в нее, то социолог не может согласиться с этим, поскольку, по мнению Берто, это будет означать конец социологической мысли (8,С.18). 
Отвоевывая статус социологии, Берто придает большое значение тому, что дух антиреализма порожден дисциплинами или сферами мышления, которые по типу своего конструирования являются идеалистическими. Также он считает, что ⌠ни одна из дисциплин не нуждается в ясном понятии и наличии ⌠внешнего мира■ (8,С.19). Философия занимается миром идей. Литература занимается художественным вымыслом, а художественный вымысел не предполагает существование фактов. Лингвистика пришла к представлению, что она нуждается в реальном мире или ⌠референте■ для анализа взаимодействия между ⌠Означающим■ и ⌠Означаемым■, в ней референт эксплицитно определяется как нечто состоящее из нелингвистических реальностей. Для психологов практика заключается в выслушивании клиентов, которые говорят о самих себе, а многие из них убеждены, что значимо только то, что, по убеждению клиента/клиентки произошло только с ним/ней. То, что произошло с ним, на самом деле не релевантно психологической науке. 
Заметное влияние на биографический метод оказала постструктуралистская/постмодернистская позиция, вернее постструктуралистский текстуальный поворот. Эта позиция заключается в том, что не существует ни Истины, ни Реальности, ни какой-либо возможности соотнести предметный мир с миром произносимых или написанных слов. Вместо этого существует лишь множество интерпретаций, каждая из которых равно возможна. Иными словами, центральное положение постмодернистской мысли, словами П.Бергера, состоит в том, что в нашем обществе знаки не относятся к обозначаемому, а лишь к другим знакам, из этого следует, что в нашем дискурсе мы не в состоянии достичь чего-либо напоминающего значение, мы можем лишь двигаться по бесконечной цепи обозначающих. 
Как заметил Поль Рикер, история мысли развивалась благодаря напряжению между теориями значений и теориями знаков. В настоящее время это напряжение выражается в дебатах между постструктуралистами и ⌠классической современной■ мыслью. 
Первоначально социологи, открывшие автобиографию как социологический источник подходили к этому материалу как к идеальному, для того, чтобы выяснить, что существует на самом деле и что на самом деле произошло в обществе, а также объяснить происходящее (Thompson, Bertaux, Bertaux-Kohli). Покинув идею правдивых биографий, мы обнаружили, что не существует ни одного вполне невинного текста: все тексты зависят от определенных объяснительных, концептуальных и текстуальных схем, в рамках которых они появились. То, что мы воспринимаем, всегда приходит к нам и проходит через наше восприятие опосредованно, через то, как мы видим мир в настоящее время. 
Тексты просто написаны, их автор не имеет значения, а читатель - лишь вариант наиболее общего читателя. ⌠Факты■ не являются фактами, они представляют собой лишь фигуры речи или текста. Автобиография становится текстом определенного размера или формы и ничто не является таковым, каковым оно представлено в тексте. Нет ни предмета рассказа, ни автора, ни читателя, ни референта. 
Воздействие постструктурализма на сферу биографических исследований бесспорно. В сфере автобиографий дискуссия привела к следующим выводам: 1) осознанию того, что нарративность является чрезвычайно важным фактором автобиографии; 2) осознанию напряженных отношений между автором, его ⌠я■ и ⌠реальностью■; 3)формулировке проблемы идентичности ⌠я■ рассказчика (непрерывность, угол зрения, множественность идентичностей), а также множественность интерпретаций; 4) признанию множественности уровней авторов и аудиторий; 5) признанию первичного текста, то есть того факта, что исследователь имеет дело с текстом, а не с реальной жизнью; 6) в экстремальном случае можно считать, что автобиография детерминирует жизнь, а не наоборот, или отношение автобиографии и жизни может иметь совершенно случайный характер. Таким образом, мы предполагаем, что смена в интерпретации автобиографии имеет множество полезных последствий, а в частности рост рефлексивности, что улучшит наше понимание разных сторон автобиографического Я. 
Сделаем попытку структурирования подходов к социологическому исследованию индивидуальных биографий. Во-первых, социолог может рассматривать биографию как последовательность реальных жизненных событий, произошедших с индивидом. Целью становится ⌠восстановление■ биографии как целостной и непрерывной последовательности фактов, сопоставление их с историческим и социальным контекстом и реконструирование микроистории, истории социальных групп, поколений. Во-вторых, можно пытаться определить причинно-следственные связи событий, мотивации действий, стереотипы и установки по отношению к тем или иным социальным явлениям. Социолог может видеть биографию как последовательность ⌠статусных пассажей■, институциализированных переходов из одного статуса в другой. В этом случае, пользуясь выражением Geisslera и Oechsle, жизнь проходит через колесо индивидуального жизненного времени, при этом структурируется действиями индивидуумов в рамках предписаний и запретов, вторжений социальных институтов. 
В-третьих, можно рассматривать биографию как социальный конструкт. Собеседник представляет историю своей жизни через ряд событий, правдивость которых, однако, не играет важной роли для исследователя. Намного важнее те смыслы и значения, которые они имеют для рассказчика. ⌠Индивид конструирует свою прошлую и будущую жизнь при помощи культурных традиций, повседневной и знакомой социальной микросистемы и связанных с ней образцов ориентации, а также структурных и поведенческих образцов. Основным вопросом в этом случае является, как человек организует собственный опыт в единую биографию, как история жизни конструируется рассказчиком, как человек ее рассказывает и/или понимает■ (Fuchs). В-четвертых, задачей социолога может стать реконструирование ⌠коллективной биографии■ как типичной в определенной среде. Такую биографию Леви (Levy) называет ⌠нормальной биографией■, или ⌠статус-биографией■. 

 Сексуальная биография как объект социологического анализа 

Сексуальность - наиболее табуированная и интимная часть приватной сферы человека. Согласно В.Голофасту, интимная сфера вызывает наибольшую напряженность у рассказчика/цы, что приводит к манипулированию биографическими сведениями и уменьшению реальности нарратива [г,25]. Любая биография конструируется в процессе взаимодействия с интервьюером, в определенном контексте и времени. Рассказ о себе - это в первую очередь презентация себя слушателю. Рассказ о своей сексуальности - презентация себя как женщины или мужчины. Поэтому невозможно проверить, реальны ли факты, произошедшие с человеком, какую женщину или мужчину презентирует рассказчик и как он это делает. 
Рассказ о жизни в сфере сексуальности находится в рамках конструктивистской парадигмы, а именно теории социальной конструкции гендера и гендерной идентичности. Это, на наш взгляд, является наиболее приемлемой позицией для изучения сексуальности в биографиях. Гендер, согласно этому подходу, ⌠приобретается■ индивидами в процессе социализации и воспроизводится и/или изменяется в социальных взаимодействиях. Фундаментом, на котором ⌠создается■ гендер, является незыблемое убеждение в существование двух полов и соответствующей дихотомии мужского/женского. Эта базовая дихотомия пронизывает все сферы жизни, от повседневных действий и опыта до системы господства в обществе, которая конструируется и усиливается ею. 
Социальное конструирование сексуальности является частью социального конструирования гендера. Оно включает в себя сексуальные чувства, предпочтения и сексуальные практики. Сексуальность конструируется на основании дискурсивного и практического знания о мужском и женском, которое приобретается, воспроизводится и изменяется в процессе индивидуального биографического опыта. На основе биографического метода возможно изучение только дискурсивного знания, которое, в отличие от практического, может быть артикулировано в нарративах. 
Можно сказать, что описание и интерпретация своего сексуального опыта является определенного рода отчетом (Heritage) рассказчика перед интервьюером. Такие отчеты именуют, характеризуют, формулируют, объясняют, оправдывают, извиняют или обращают внимание на те события и переживания сексуальной жизни, которые возможны (допустимы, приемлемы) в рамках сексуальных опытов среды и поколения, к которому принадлежит собеседник. 
Рассказывая о сексуальном опыте, во время интервью собеседник, возможно, впервые ⌠перемещает■ его в область дискурсивного знания. Происходит растабуирование опыта. Сексуальная культура имеет свои традиции. Начнем с того, как была представлена сексуальная жизнь на уровне официального дискурса в советское время. М.Фуко охарактеризовал место сексуальности в обществе викторианской эпохи как ⌠табу, несуществование и молчание■. Подобным образом можно охарактеризовать ⌠советскую эпоху■, где не было ⌠дискурсивного факта■ сексуальности. 
В любом обществе существует граница между сферами действия писаного и обыденного права, однако только в советском существовала одновременная легитимность права писаного и права обыденного (при всех их противоречиях), а также легитимность границы между ними, что стало само по себе особой нормой. Этим сферам соответствовали в определенном смысле официальная публичная и приватная сферы. В приватной сфере, которая в свою очередь подразделялась на собственно приватную и приватно-публичную, можно было обсуждать все. В публичной сфере соблюдалось жесткое табу на происходящее в сфере, не регулируемой писаным правом. Поскольку часть процессов в обществе регулировалась обыденным правом, то темы публичных обсуждений были сильно ограничены (7,С.59). 
Социологический опрос, в том числе и биографическое интервью, является событием (фактом) публичной сферы, по законам которой обсуждается только то, что регулируется писаным правом. Разговор с социологом - не место для обсуждения фактов приватной (реальной) жизни. Поскольку советский человек имел в своем распоряжении две сконструированные биографии, каждая из которых релевантна для соответствующей сферы, то это создает особые трудности приближения социолога к реальности. 
Э.Гидденс, используя понятие ⌠сексуальной ответственности■, считает, что отрицание женской сексуальной ответственности в модернистском обществе сопровождается декларацией мужской сексуальности как беспроблемной. Это в большой степени было свойственно советской эпохе. В последние годы в нашей стране сексуальная жизнь была легитимирована как значимая для нормального человека, можно сказать, что даже с некоторым преувеличением. Произошли изменения, многие темы растабуированы. У советского человека появилось тело, которое может быть сексуальным объектом и желать сексуального удовлетворения. Началась ⌠эмансипация сексуальности■ (Гидденс), что явственно может проявляться посредством реконструирования биографических интервью. 
Таким образом, в социологических исследованиях биографический метод имеет, на наш взгляд, очевидные преимущества хотя бы трех случаях анализа социальной действительности: применение биографического метода в изучении быстро трансформирующихся обществ исследователями, находящимися в контексте этих трансформаций; в изучении противоречивых, скрытых до недавнего времени, табуированных сторон человеческого опыта, связанных с конструированием и реконструированием идентичности; в изучение проблематики повседневности как в рамках одного общества, так и в сравнительном аспекте. Кроме того, биографический метод - символ гуманистической социологии, ориентированной на понимание и культурный диалог между профессиональными сообществами разных обществ, а также социологом и информантом. 


ЛИТЕРАТУРА
1. Denzin Norman K. The Research Act. A Theoretical Introduction to Sociological Methods, Prentice Hall, New Jersey, 1989. 
2. Denzin, Norman K. Interpretative biography. USA: SAGE Publications, 1989. 
3. McNeil P. Research Methods, Routlege, London,1990. 
4. Revealing lives: Autobiography, Biography, and Gender. / Ed. by Susan Groag Bell, Marylinn Yalom), State University of New York Press, 1990. 
5. Stein A. Three Models of Sexuality: Drives, Identities and Practices. In: Sociological Theory. 1989. V. 7. P.1-13. 
1. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: ⌠Медиум■, 1995. 323 с. 
7. Вите О. Избиратели - враги народа? // Этика успеха. 1996. N9. С.58-71. 
8. Голофаст В.Б. Методологический анализ в социологическом исследовании. Л.: Наука, 1980. 
9. Голофаст В.Б. Многообразие биографических повествований // Социологический журнал. 1995. ╧1. C.71-89. 
10. Д.Берто, И.Берто-Вьям Наследство и род: трансляция и социальная мобильность на протяжении пяти поколений // Вопросы социологии. 1992. Т.1. ╧2. С.106-121. 
11. Д.Берто. Полезность рассказов о жизни для реалистичной и значимой социологии // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ: Материалы международного семинара / Под. ред. В.Воронкова, Е.Здравомысловой. Труды ЦНСИ. Вып. 5. СПб. 1997. С.14-23. 
12. Здравомыслова Е., Темкина А. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. Сборник научных статей / Под. ред. Е.Здравомысловой, А.Темкиной. Труды ЦНСИ. Вып. 4. СПб. 1996. С.5-12. 
13. Рикер П. Герменевтика. Этика. Политика. М. 1995. 
14. Руус Й.П. Контекст, аутентичность, референциальность, рефлексивность: назад к основам автобиографии // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ. С.7-14. 
15. Фукс-Хайнритц В. Биографический метод / Биографический метод: История, методология, практика. М.: Институт социологии РАН, 1994.
Обложка От редактора Часть 1 Часть 2 Часть 3 Авторы

Copyright© Кафедра социальной работы и авторов, 1999.
 
 

Hosted by uCoz